— Женщина, вам помочь? — неожиданно ворвался в ее плач резкий женский голос.
Ольга подняла голову. Перед ней стояла высокая пожилая женщина бодрого вида. В хлопчатобумажных синих тренировочных штанах с оттянутыми коленками и резиновых галошах на искусственном меху. Синяя олимпийка обтягивала выступавший вперед живот и высоким воротом, наглухо застегнутым на молнию, поддерживала широкий оплывший подбородок. Волосы, на самой макушке собранные резинкой в жидкий пучок, явно нуждались в шампуне. Маленькие, глубоко посаженные глаза темными бусинами торчали под нарисованными карандашом бровями. А под вполне эстетичным носом, который на этом крестьянском широком лице выглядел чужаком, прямой полоской расположились губы с уже «съеденной» красной помадой, остатки которой заплыли по контуру в морщинки, так что рот стал похож на пятнисто-розоватую сороконожку со множеством тоненьких лапок по бокам. В одной руке женщина держала тяпку, в другой — выцветшую хозяйственную сумку, из которой торчали головки красных гвоздик. Ольга тряхнула головой, она явно рассматривала неожиданную собеседницу дольше положенного приличиями времени.
— Владлена Семеновна меня зовут, — представилась та. — Похоронен кто здесь?
— Муж. Спасибо, не беспокойтесь, все хорошо. — Ольга вытерла слезы, встала и ладонью принялась смахивать пыль, осевшую на памятник, давая понять, что разговор окончен.
— «Не беспокойтесь»… Да как же не беспокоиться? Вы посмотрите на себя-то, еле на ногах держитесь.
Ольге и правда было худо. Ее подташнивало, и она чувствовала, что вот-вот упадет. Впечатления от ненормальной старухи оказались слишком сильны. А Владлена уже несла раскладной стульчик.
— Муж? Гриша твой муж?! Что ж никакую скамеечку-то не поставила до сих пор. Надо бы сделать. — Она внезапно перешла на ты.
Но Ольге уже было не до обсуждения скамеечки. Она пошатнулась и рухнула в вовремя подставленные могучие Владленины руки.
— Ох, горемычная, что ж делать-то с тобой? Жива, что ль, или как?
— Вроде да, — еле прошелестела Ольга, приоткрыв глаза.
Придерживая ее, энергичная женщина ногой в зеленой резиновой калоше пододвинула стульчик поближе к кресту, усадила на него Ольгу и привалила ее к нему.
— Посиди-ка пока так. Не свалишься? — спросила она больше у самой себя и оглядела импровизированное сиденье со всех сторон, подвигав туда-сюда безвольное Ольгино тело, чтобы укрепить его понадежнее. — Во-о-от. Так-то лучше, — наконец удовлетворенно протянула она. — Дай-ка воды достану, у меня вот с собой. А ты сиди, не падай. — Ольга смогла раскрыть глаза и кивком головы пообещала держаться. — Муж, говоришь… Интересно. Домой надо тебя проводить. Местная или как?
— Не беспокойтесь, пожалуйста. Спасибо вам, идите, мне, право, неудобно вас задерживать.
— А меня задерживать не надо. Я тоже на эту могилу приехала. Ишь ты, неудобно ей. Вот померла бы тут, тогда было бы неудобно. Провожу тебя, и точка, а то спать не смогу ночью спокойно. Где живешь-то? — Владлена Семеновна одним движением переломала гвоздикам ножки и теперь втыкала их в середину могилы наподобие венка.
— За станцией.
— Тем более. Ну? Можешь идти? Сердечница, что ли?
Они взялись под руки, и со стороны могло показаться, что идут две старые подруги, навестившие своих покойников, прибравшие могилки и с легкой душой бредущие домой к вечернему чаю за сериалом.
— Спасибо, что проводили, — сказала Ольга попутчице, остановившись возле темно-зеленой калитки.
— Красивый дом какой. По тебе, конечно, видно, что ты женщина не из простых. Осанка такая, и руки барские видно сразу. Ничего, кстати, что я на ты? Ровесницы вроде. Ты скажи, я не обижусь.
— Ничего, — вздохнула Ольга, и ей даже стало смешно. Вот она, народная простота.
— Ну и ладненько. Дойдешь сама? Не буду уже задерживать.
— Дойду, спасибо. У меня там лекарства, сейчас приму. — Немного постояли молча, посмотрели на высокую крышу, местами покрытую мхом, на острие которой мотался от налетевшего ветра флюгер в виде петуха.
— Ну, я пойду. Таблетки-то не забудь, — сказала Владлена, продолжая стоять.
— А вам далеко ехать?
— Мне в Москву.
— Темнеет уже. Да и дождь собирается. Хотите, оставайтесь? — Ольга обычно не привечала незнакомых, особенно таких напористых, но эта женщина, хоть и проста, как три копейки, вряд ли способна причинить зло. Если бы не она, возможно, так бы и осталась с Гришей на кладбище. Когда бы ее еще нашли. Ольге вообще казалось, что она хорошо разбирается в людях, и в глубине души эту свою способность отмечала и немножечко ею гордилась.
— А что ж, можно, коли так. И боязно тебя оставлять. Совсем ты задохлая. Да и вроде как не чужие мы… — Она таинственно отвернула голову в сторону и опустила глаза в землю, ожидая реакции. И не дождавшись, продолжила: — Григорий вообще-то родственник мой. Правда, дальний.
— Да что вы? Неужели? Вы к нему приходили? А что сразу не сказали? Вот и уехали бы так, не предложи я ночлег.
— А я ж говорила. Только тебе не до этого, видно, было. Чуть с жизнью не распрощалась. Сердце небось?
— Да. Только я не хочу по больницам мотаться. Сколько протяну на лекарствах, столько и ладно. Быстрее бы уж за Гришей.
— Э-э-э, нет, милая! Что ж ты говоришь-то такое?! Так нельзя. За жизнь нужно бороться, какая бы она ни была. Слышал бы тебя Гриша сейчас. Слушай, я тут такую передачу смотрела…
Ольга встрепенулась:
— Ой, да что ж мы стоит посреди улицы?! Простите, забыла, как вас звать?